Antony and the Johnsons - Knockin & on Heaven & s Door
traduction

1. Ajouter la traduction:

Au nord-ouest vent, il s'élève au-dessus bleu-gris, violet, pourpre, écarlate Connecticut Valley. Il a déjà voit promenade savoureuse de poulet dans la cour délabrée ferme, une marmotte à la frontière. Spread-aigle sur le flux d'air, solitaire, tout ce qu'il voit - au flanc de colline collines et des rivières d'argent enroulement lame exactement en direct Acier failles hackly, semblable aux villes perles Nouveau Angleterre. Tombé à zéro Thermomètres - comme Lara dans une niche; geler, la lutte contre le feu les feuilles, les clochers d'églises. Mais pour Hawk, ce n'est pas l'église. Au-dessus meilleures intentions des paroissiens, Il plane dans l'océan bleu, fermé son bec, Pressé de l'estomac avec PATTES - Griffes dans un poing, comme si ses doigts - détection de chaque plume souffle fond, ophtalmique arrière clignotant Baies, tenant du Sud, le Rio Grande, dans le delta, dans la foule à la vapeur hêtres, se cachant dans de la mousse herbe dont les lames sont aiguisées, douille, coquilles brisées en tache écarlate, l'odeur, les ombres frère ou une sœur. Coeur, recouvert de chair, le bas, plume, aile, bat à une fréquence de tremblements ciseaux fouette juste, propre chaleur mobile automne bleu, son propre augmentation par à peine visibles à l'œil les taches brunes point coulissante sur la partie supérieure épinette en raison de vides dans le visage Enfant, calmé par la fenêtre, Les couples de sortir de la machine, femme sur le porche. Mais en amont il peut contenir jusqu'à plus en plus haut. Dans plumes abdominales pincer froid. Regardant vers le bas Il voit l'horizon délavé qu'il considère comme un treize premiers États, il voit partir la fumée des pipes en hausse. Mais alors même que le nombre de tubes suggère solitaire oiseau comme il est passé. Ek où j'ai apporté! Il se sent mixte avec l'anxiété fierté. Rouler sur aile, il tombe. Mais la couche élastique l'air est renvoyé vers le ciel, la surface de la glace incolore. L'élève jaune, il le mal briller. Autrement dit, un mélange de colère avec horreur. Il a de nouveau renversé. Mais, comme le mur - la balle que la chute du pécheur - nouveau à la foi elle repousse. , Ce qui est encore chaud! Dans Dieu sait quoi. Tout ce qui précède. Dans l'ionosphère. Dans l'enfer objectif astronomique oiseaux, où il n'y a pas d'oxygène, où, au lieu de mil - gruaux loin étoiles. Que pour la hauteur de deux pieds, il faut, contrairement à plumes. Pas le cervelet, mais les sacs pulmonaires Il devine: pas s'échapper. Et puis il crie. De la palée comme un crochet bec crier comme Erin les évasions et les mouches en dehors mécanique, son insupportable son a commencé, jetant un regard en aluminium; mécanique, car il n'est pas ni destinés à oreilles dont: Effusion humaine de bouleau les protéines, les jappements renard petits mulots; de sorte fonte ne peut pas se déchirer personne. Seuls les chiens lèvent le museau. Strident, cri aigu terrible, cauchemardesque Ré dièse verre taille des diamants, à travers le ciel. Et le monde pendant un moment comme s'il se réveillait d'une coupure. Car là, au sommet, la chaleur brûler région, comme ici, au fond, brûler bras mural noir sans gants. Nous, en criant "dehors, là-bas! "voir une larme en haut Hawk, ainsi Web, son intrinsèques, des petites vagues, dispersion dans le ciel, où pas d'écho, où l'odeur de l'apothéose son en particulier en Octobre. Et dans cette dentelle, étoile semblable scintillante gel lié, givre, en argent, duvet, flottants oiseau au zénith, en outremer. Nous voyons à travers les jumelles loin perles, détail mousseux. Nous entendons quelque chose à l'anneau supérieur, il se casse la vaisselle, que le cristal de la famille, dont les fragments, cependant, ne fait pas de mal, mais fondre dans la main. Et pendant un moment encore distinguer les cercles, les yeux, ventilateur, arc-en-place ellipse, entre parenthèses, des liens, des pointes, des poils - Ancien modèle de stylo Privolny carte, qui est devenue une poignée d'agilité flocons volent dans la colline. Et, les attraper avec les doigts, les enfants fonctionne en dehors de vestes colorées et a crié en anglais "hiver, l'hiver!" 1975
2. Votre nom:


3. Entrez le texte de validation:

4. Cliquez sur "Ajouter":

---

Antony and the Johnsons - Knockin & on Heaven & s Door
paroles

1. Paroles de chanson:

Северозападный ветер его поднимает над сизой, лиловой, пунцовой, алой долиной Коннектикута. Он уже не видит лакомый променад курицы по двору обветшалой фермы, суслика на меже. На воздушном потоке распластанный, одинок, все, что он видит - гряду покатых холмов и серебро реки, вьющейся точно живой клинок, сталь в зазубринах перекатов, схожие с бисером городки Новой Англии. Упавшие до нуля термометры - словно лары в нише; стынут, обуздывая пожар листьев, шпили церквей. Но для ястреба, это не церкви. Выше лучших помыслов прихожан, он парит в голубом океане, сомкнувши клюв, с прижатою к животу плюсною - когти в кулак, точно пальцы рук - чуя каждым пером поддув снизу, сверкая в ответ глазною ягодою, держа на Юг, к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу буков, прячущих в мощной пене травы, чьи лезвия остры, гнездо, разбитую скорлупу в алую крапинку, запах, тени брата или сестры. Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом, бьющееся с частотою дрожи, точно ножницами сечет, собственным движимое теплом, осеннюю синеву, ее же увеличивая за счет еле видного глазу коричневого пятна, точки, скользящей поверх вершины ели; за счет пустоты в лице ребенка, замершего у окна, пары, вышедшей из машины, женщины на крыльце. Но восходящий поток его поднимает вверх выше и выше. В подбрюшных перьях щиплет холодом. Глядя вниз, он видит, что горизонт померк, он видит как бы тринадцать первых штатов, он видит: из труб поднимается дым. Но как раз число труб подсказывает одинокой птице, как поднялась она. Эк куда меня занесло! Он чувствует смешанную с тревогой гордость. Перевернувшись на крыло, он падает вниз. Но упругий слой воздуха его возвращает в небо, в бесцветную ледяную гладь. В желтом зрачке возникает злой блеск. То есть, помесь гнева с ужасом. Он опять низвергается. Но как стенка - мяч, как падение грешника - снова в веру, его выталкивает назад. Его, который еще горяч! В черт-те что. Все выше. В ионосферу. В астрономически объективный ад птиц, где отсутствует кислород, где вместо проса - крупа далеких звезд. Что для двуногих высь, то для пернатых наоборот. Не мозжечком, но в мешочках легких он догадывается: не спастись. И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк, клюва, похожий на визг эриний, вырывается и летит вовне механический, нестерпимый звук, звук стали, впившейся в алюминий; механический, ибо не предназначенный ни для чьих ушей: людских, срывающейся с березы белки, тявкающей лисы, маленьких полевых мышей; так отливаться не могут слезы никому. Только псы задирают морды. Пронзительный, резкий крик страшней, кошмарнее ре-диеза алмаза, режущего стекло, пересекает небо. И мир на миг как бы вздрагивает от пореза. Ибо там, наверху, тепло обжигает пространство, как здесь, внизу, обжигает черной оградой руку без перчатки. Мы, восклицая "вон, там!" видим вверху слезу ястреба, плюс паутину, звуку присущую, мелких волн, разбегающихся по небосводу, где нет эха, где пахнет апофеозом звука, особенно в октябре. И в кружеве этом, сродни звезде, сверкая, скованная морозом, инеем, в серебре, опушившем перья, птица плывет в зенит, в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда перл, сверкающую деталь. Мы слышим: что-то вверху звенит, как разбивающаяся посуда, как фамильный хрусталь, чьи осколки, однако, не ранят, но тают в ладони. И на мгновенье вновь различаешь кружки, глазки, веер, радужное пятно, многоточия, скобки, звенья, колоски, волоски - бывший привольный узор пера, карту, ставшую горстью юрких хлопьев, летящих на склон холма. И, ловя их пальцами, детвора выбегает на улицу в пестрых куртках и кричит по-английски "Зима, зима!" 1975